- Хороший был мужик…
Прайс аккуратно накрыл корочкой хлеба стопку финской водки. Две белобрысые головы синхронно склонились в скорбном молчании перед фотографией финна, перетянутой черной траурной ленточкой.
- Боевой…
- … пидорас, - Эйти кивнул, сморгнув скупую мужскую слезу. – Ну, не чокаясь. За помин, как говорится…
Два звонких подзатыльника заставили головы дернуться, так что водка расплескалась по полу.
- Имбецилы, - Илмари залпом опрокинул в себя стопку, смачно занюхнув той самой корочкой. – Елка где? Вы должны были елку принести, придурки.
- За ней француз пошел, он сам вызвался, - заморгал белесыми ресницами Эйт. Или Прайс. Один в синем свитере с белыми оленями, а другой в красном с зелеными. Но кто из них кто?
- Вы охренели? Ночь, горы, лес, где его теперь искать?
- Ты сам сказал, делайте что хотите, только не допускайте его к готовке.
- С ним этот пошел, как его, манерный такой... – Прайс закатил глаза, изображая Гилмора. Хотя, возможно, это был Эйт.
- Все, теперь двоих потеряли. А паук где?
- Снег чистит. На крыше. А фигли ему, восемь лап.
- И две руки.
За столом, прямо на праздничной скатерти, между стопкой тарелок и недорезанным сервелатом, увлеченно стучит по клавишам ноутбука профессор английской литературы. Илмари замер за спиной темным ангелом мщения.
- Сейчас, сейчас… - рассеянно улыбается Кей, чувствуя недоброжелательную финскую ауру. – Я почти… закончил.
- Это кто? Кто?! Опять студенты?! Ты охренел, полтора часа до нового года! – финн яростно захлопывает крышку ноута. – Ты стол накрыл?!
- Не бузи, все почти готово, - Александр тихо смеется, кивая на холодильник, и снова принимаясь за сервелат. – Все, все, я больше не буду. Сегодня. Слушай, я ангела видел. С крыльями.
- Белого или серого? Епть, что, нельзя было сыр купить уже в нарезке… - финн тихо шипит, кромсая неровными кусками маасдам.
- Белого.
- И что он делал?
- Матерился.
- Hevon vittu! – ранка от ножа не сразу набухает кровью, словно не понимает, как это все произошло.
- Иди сюда, - К. Александер притянул к себе финна за плечи, чувствуя под пальцами нервную дрожь. – Тихо. Тихо-тихо… Справимся… И с этим. Со всем справимся.
- Чего там за стук, - тихо и устало. – Во дворе.
- Санджит дрова рубит, - ладонь осторожно поглаживает напряжённую спину.
- А почему голый?
…
- Спорим, между этими двумя что-то было? – ухмыляется Эйт, отводя взгляд от двоих у стола.
- Я бы поспорил, кто был сверху. Пошли за елкой.
- Куда?
- Туда, епть, я ее за домом спрятал.
- А… Рене?!
- Рене второй час наверху марафет наводит, ты что, серьезно поверил, что я бы этих фиф в лес послал? Пошли, дурилка картонная, - на задравшемся рукаве серия свежих, плохо затянувшихся порезов, нанесенных бездумно и хаотично.
Зимний лес притих в ожидании нового года. Легкий мороз шаловливо покусывает плечи, а редкие снежинки так и льнут к смуглому телу маратха. Но его внутренний жар так силен, что они стаивают, даже не коснувшись кожи. Он знает, кто именно не сводит с него взгляд, но не оборачивается, изящно опираясь локтем на топор. Аарон греет зябкие пальцы о кружку с чем-то пряно-пьяно пахнущим, с двумя звездочками бадьяна и золотистой корочкой апельсина и таинственно улыбается неизвестно чему.
Тишина. Хрупкая и умиротворенная, как сон утомленных любовников. Та самая, что бывает перед самым рассветом. Седовласый шази с благостным видом святого гасит свечи над камином, Прайс с Эйтом спят вповалку на диване, неотличимые и разные, как близнецы. Робко поблескивает затянутая хрустальными нитями паутины ель. Под ней мирно посапывает зеркальный ящер, изредка взрыкивая и ритмично постукивая шипастым хвостом по полу. В колючих соседствуют профессорские очки и артериозно-алый платок-румал, половинка кулона Зеницы и полуразобранный будильник, финский нож и пара ангельских перьев – белоснежное и сизое, с фиолетовым отливом… Пара вычурных серег от француза и кожаный ошейник с металлической литерой. Белоснежная маска Восьмого инквизитора. Пучок засушенных трав… И еще много чего. Много.